Юрий Леж - Искажение[СИ, роман в двух книгах]

— Бутылкой с бензином, — автоматически, не задумываясь ни секунды, посоветовала Анька.

— Чего? — ротный, не ожидавший ответа на свои риторические жалобы, присел на корточки рядом с Анькой, смешно завернув полы шинели, что б не пачкать их в земле. — А ну-ка, еще разок скажи…

— В бутылку наливаешь бензин, только не под горлышко, так, до половины, вставляешь фитиль — и всё, — проинструктировала Анька, успевшая в детстве пару раз так схулиганить с останками давно брошенной хозяевами старой машины.

— А почему не полную? — ухватился за деталь ротный.

— Бензин горит, но — слабо, а вот пары бензина аж взрываются, — пояснила Анька.

— Так-так, — ротный поскреб чисто выбритый подбородок, — бензина-то взять негде, а если — керосин?

— Так какая разница? — пожала плечами Анька. — Хоть спирт, лишь бы горел на воздухе…

По её рецепту броневик сожгли через десяток минут, долго никто не мог подобраться на расстояние броска, а ротный людей в бою жалел, на смерть посылать напрасно не любил.

После того, как к запаху дровяного далекого дыма примешалась едкая бензиново-резиновая гарь, бой пошел веселее, с явным преимуществом стрелков, подобравших Аньку. И ей почему-то стало весело от их успеха, к которому она приложила не только свои тоненькие пальчики, но и мозги…

Ближе к вечеру бой затих окончательно, стрелки начали собираться возле раненых, которых оказалось, по Анькиным представлениям, совсем немного, всего-то семеро, из них только один с пулей в груди, тяжелый, у других ранены были руки и плечи, одному пуля скользнула по голове, вырвав с черепа кусок кожи с волосами.

Кто-то организовал в сторонке небольшой костерок. Стрелки устраивались вокруг, первым делом чистя свои длинноствольные винтовки, а кое-кто и разнообразные пистолеты и револьверы, которыми успели воспользоваться в бою. И только потом расшнуровывали небольшие заплечные мешки, доставая оттуда — кто кусок хлеба в чистой тряпице, кто вяленое до жесткости подошвы мясо, кто луковицу или пару картошек.

Но жарить и парить свою снедь на огне они не стали, видно, костерок предназначался просто для обогрева, да и для декоративных целей, хотя вряд ли стрелки знали такое слово. Один из них, которого окружающие звали старшиной, достал из странного сундучка, размером с хороший чемодан (и где ж он его прятал во время боя?) непонятную конструкцию из круглой, закопченной банки с рожками-подставками и огромную сковороду.

— Примус не узнала? — спросил ротный, потихоньку подошедший к девушке и перехвативший её любопытный взгляд.

— Не узнала, — согласилась Анька. — Я тут многое не знаю.

— Догадался, — солидно сказал ротный, устраиваясь рядышком и доставая из запазухи металлическую коробку, наполненную, как оказалось папиросками. — Угостишься?

— Свои есть, — Анька вытащила из кармана куртки пачку сигарет и только тут сообразила, как дьявольски сильно ей хочется закурить.

Днем, когда гремели выстрелы, фырчал движком броневик, и метались по площади стрелки, даже мысли о табаке в голову не приходили.

Ротный ловко, но аккуратно, взял из ее рук пачку, раскрыл, понюхал, поднеся к самому носу, улыбнулся, возвращая:

— Буржуинское баловство, видел такие как-то, слабенькие они, да и табак в рот лезет, ну, да девкам-то, вроде тебя, нормально будет… с мундштуком ежели…

Анька сначала даже не сообразила, что ротный принял её курево за сигаретки без фильтра, про которые она только слышала от старших, но в глаза не видела. Впрочем, разбираться сейчас с сигаретами не хотелось. Она поднялась на ноги.

— Мне… надо отойти…

— Да вот хоть за угол, — посоветовал ротный, не поняв Аньку, — тут сейчас пусто, кроме наших никого нет, да и часовых я подальше поставил.

— Нет, в подвал мне надо, — пояснила Анька. — Откуда к вам вышла. Там же у меня братишка остался.

— Малой что ли? — поинтересовался ротный.

Анька замялась, как сказать. Для нее Санька был, конечно, малым, младшеньким, которого под пули вытаскивать просто грех. Но тут, в роте, воевали его ровесники, ну, может, чуток постарше ребята, и признаваться перед ними, что опекает великовозрастного названного брата, Аньке вдруг совершенно не захотелось. Она передернула плечами так, как умеют это делать с рождения все женщины, не отвечая ни "да", ни "нет".

— Ну, сходи, — согласился ротный, — пусть поест паренек с нами, целый день, небось, там голодный сидит…

Вернулась к костру Анька почти через час, уставшая, разочарованная и даже слегка напуганная.

Саня исчез из подвала бесследно. Она ощупала едва ли не каждый сантиметр, старательно подсвечивая себе зажигалкой, в поисках возможных следов, отыскала повешенную на трубу отопления перед выходом свою юбчонку, обнаружила несколько гильз от разных патронов, но вот ничего, что говорило бы о пребывании здесь Саньки, не обнаружила.

Анька рискнула даже войти в тамбур, ведущий в коллекторный тоннель, послушала, как шумит совершенно не пахнущая жидкость в трубах, но дальше спускать не рискнула, боясь заблудиться и попасть в какое-нибудь странное, более агрессивное к ней время. Ну, или просто побоялась.

В то, что Санька сам вышел на поверхность и ушел без штанов куда-нибудь подальше от стрельбы и суматохи дневного боя, Анька почему-то не верила.

— Не нашелся? — сочувственно спросил ротный, когда она вернулась к костру, но, уточнив возраст и приметы Саньки, успокоил: — Взрослый уже, не пропадет. А хочешь, стрелков своих поспрошаю, может, видел кто что? в бою иной раз на совсем ненужное внимание обращаешь…

— Не надо, — отрицательно покачала головой Анька. — Не мог он из подвала уйти. Он же там без штанов сидел.

— Это как? — удивился ротный.

— На мне его штаны, — пояснила Анька. — Надела, когда к вам шла, не в этом же было первый-то раз выходить…

Она прикинула на себя захваченную из подвала юбчонку. И вызвала внезапный хохот у ротного.

— Тут ты права, ей богу, — согласился он, отсмеявшись. — В такой вот тряпочке появляться, только в грех вводить. Головастая ты, Аннушка, вот и про бензин в бутылке здорово придумала…

— Да это рецепт старый, сто лет ему, — отмахнулась от похвалы Анька, но непонятное удовольствие от собственной нужности этим людям разлилось в душе.

— А братец-то твой, значит, по подвалам куда-то ушел, — продолжил ротный. — Говорят, место там нехорошее, люди иной раз пропадают. Только давно уже про это ничего не слышно. У нас ведь война, а тут и без всякой нечисти народ гибнет. Давай-ка так, ночь переспи, а с утра еще разок в подвал наведайся, утро вечера мудренее, да и, опять-таки, говорят, бывало, что пропащие возвращались…